Мы идём в тишине

С каждым годом я всё больше понимаю стихи и песни Егора Летова. Сейчас мне немного стыдно, но когда мои друзья и знакомые в далёкие юношеские годы мне ставили его, я совсем не понимал и плевался. Как плевался и от Курта Кобейна, кстати. Да я, вообще, люблю поплеваться сначала, а потом проникнуться музыкой и поэзией — такая у меня особенность, прошу понять и простить. А поэзия у Летова для меня и сейчас сложна: у меня иногда ощущение возникает после прослушивания его песен… Сейчас попробую сформулировать мысль… Как будто в заброшенном храме смотришь на забытую икону, зеленовато-тёмную от плесени, на суровое лицо святого и вдруг глаза у него открываются и он подмигивает. Оглядываешься и видишь десятки открытых глаз, сотни… Страшно. Удивительно. И прекрасно. Вот такой у меня образ после прослушивания некоторых песен Егора Летова. Темнота, а потом раз — и свет в глазах. Его строки буквально режут душу, нагнетая атмосферу то ли тоски, то ли непроглоченной боли, то объясняя самые ключевые вещи, ввергая сознание в первобытный ужас, то открывает все створки и проливается удивительный по красоте свет.

Почему же я его только сейчас начинаю понимать? Тогда понятно — я любил мелодическую музыку (The Queens, потом Ария, потом всё подряд, потом тяжёлые рифы Hard Rock’а, изысканные музыкальные решения джаза и всё вместе, и сразу, и в перемешку). Я думал, всё просто. А у Летова сложно. Тем и не нравился. Тем, полагаю, привлекает и сейчас. Простую музыку перестал любить и мелодию ставить как основу композиции, всё больше вслушиваюсь в текст, пытаюсь распознать скрытый смысл. И, знаете, чем сложнее текст, тем для меня интересней.

Летов — это всё-таки культурное явление. Эдакая полярная звезда для всех отщепенцев, для тех, кто видит (или хочет видеть) мир не через розовые очки, а таким, какой он есть. Причём, я не говорю, что мир такой, каковым его показывает Летов. Совсем нет, но он заставляет вначале широко открыть глаза от удивления, а потом эти глаза уже сами начинают видеть. Быстро несущаяся картинка жизни замирает и пока играет песня только дрожит. От напряжения. Сложно ведь так: словом и тремя аккордами остановить мир. А еще сложнее его, мир, держать.

Про это тоже скажу несколько слов. Летов вряд ли пророк, совсем не сумашедший, иногда был нетрезв, но он был настоящим Поэтом. Беспринципным, негнущимся, резким, но очень, мне так кажется, нет, даже я уверен, добрым человеком. И страдающим. От чего? Ну попробуйте остановить мир, удерживая его, и показывать людям: вот тут у нас так, тут эдак, а тут, вообще, полный вперёд, а сюда смотрите на свой страх и риск. Он не то, чтобы хотел показать изнанку жизни, нет, он так жил, он так видел, он боролся за то, чтобы показать правду, а не елейный сироп из мультяшных картинок, да добрых сказок.

И, надо отдать должное Егору, он не ни секунду не прогнулся. Ни на секунду. В то время, как многие музыкальные коллективы занялись коммерциализацией своих талантов, он всегда оставался верным. Своим принципам, идеям, слушателям. Он как шаман, как проводник в иной (только не иной здесь, а действительный, настоящий, вот такой вот) мир — мало человека отправить в собственное бессознательное, надо его еще вернуть обратно, не повредив психику. Он знал, как это сделать, потому что сам всегда возвращался. Еще сильнее. И сейчас вернётся — просто за сигаретами вышел. И мы тоже вернёмся. А сейчас мы… МЫ ИДЁМ В ТИШИНЕ…

Стихи:

Мы идем в тишине по убитой весне,
По разбитым домам, по седым головам,
По зелёной земле, почерневшей траве,
По упавшим телам, по великим делам…

По разбитым очкам, комсомольским значкам,
По кровавым словам, по голодным годам.
Мы идем в тишине по убитой весне,
По распятым во сне и забытым совсем.

Ворох писем, не скучай.
Похоронка, липкий чай.

Мы идем в тишине по убитой весне,
По разбитым домам, по седым головам,
По зелёной земле, почерневшей траве,
По упавшим телам, по великим делам…

Мы идем в тишине по убитой весне,
Мы идем в тишине по убитой весне,
Мы идем в тишине по убитой весне,

Мы идем в тишине по убитой весне.

Оставить комментарий